.. и вроде даже на трезвую голову...

Вы читали Ремарка "Три товарища"? Если читали, то вспоминайте отрывок, где один из героев в пьяном виде наткнулся на какого-то мужика и от души поругался с ним.

потому что далее следует аццкая жесть ака перевод оного отрывка с самого что ни на есть немецкого языка.

*орфография, пунктуация и прочие обороты сохранены*

"Херрготт! Я обернулся. При этом я столкнулся с одним толстым маленьким мужчиной. "Ну", сказал я в ярости.
"Вытаращите же свои глаза, Вы, качающийся чистильщик соломы!" орал толстяк.
Я вытаращился на него.
"Редко видел людей, что?" тявкал он дальше.
Он прошел как раз таки слева. "Пожалуй люди", говорил я "но нету пивных бочек..."
Толстяк не раздумывал ни секунды. Он остановился и надулся. "Знаете что?" Фыркнул он. "Идите Вы в зоопарк! Мечтательным кенгуру нечего искать в зоопарке."
Я заметил, что перед моими глазами стоял обзыватель высшей категории. Это считалось, несмотря на все дипрессии, сохранить честь.
"Болтайся дальше, душевнобольной семимесячный ребенок" сказал я по-сенаторски подняв вверх руку.
он не обратил внимание на мое требование. "Дай бетону влиться в твой мозг, сморщенная собачья обезьяна" выл он.
Я отдал ему обратно плоскую стопк 10-ого размера. Он мне какаду в линьке; я ему безработный мойщик трупов. Уже так обозначил он меня с респектом, как больную раком коровью голову; яего, для того чтобы покончить с этим, как шатающееся кладбище бифштекса. Его лицо вдруг прояснилось. "кладбище бифштекса, это хорошо." сказал он. "Я до сих пор не знал. Войдите в мой репертуар! Только потом." Он проветрил шляпу, и мы, находясь полностью во внимании, расстались друг с другом.
Ругань освежила меня, но злость оставалась. Чем трезвее я становился, тем сильнее я становился. Я казался себе как сырое выжатое полотенце. Но со временем я злился не только сам на себя, - но и на все, - также и на девушку. Она была поводом для того, что я напился. Я высоко поднял воротник. Должна ли она была думать из-за меня, чего она хотела, мне было теперь уже всеравно, - как минимум она знала это также, где бы она ни была. И, по-моему, все это должно было пойти к черту, - что было, то было. Больше уже ничего нельзя было сделать. Было может быть и лучше.
Я обратно вернулся в бар, и снова напился, только теперь по настоящему." (с) Муц.