Матрос Антипыч был уже «дедушкой» - то есть, подходил к концу его срок заточения на судне. Уже скоро радист принесет в клювике письмо, сообщающее о его замене в каком-нибудь близлежащем порту. Одиннадцать месяцев – это срок, я вам доложу.

Участие матроса Антипыча в судовой жизни под конец контракта было простым, как рецепт хозяйственного мыла. Обычно он пил, почти не просыхая, но проявлял слабость – любил показаться на швартовке. Там его почти добровольные обязанности делились на две неравные части. Во-первых, он очень точно и далеко кидал выброску – ту, что с легостью на конце. Во-вторых, он умело и неспешно поднимал флаг на корме. Флаг у судна был багамский, что позволяло третьему механику Вите говорить, сделав какую-нибудь веселую глупость: «Это по-нашему, по-багамски». Антипычу, как человеку пьющему, наверняка, импонировал тот факт, что Багамы стали крупным самогонным центром Карибов во время сухого закона в Штатах, с двадцатого по тридцать третий год минувшего столетия. Скорей всего, именно поэтому он с такой теплотой и гордостью поднимал наш багамский флаг.

У нормального человека может возникнуть вопрос: а что такое легость? И куда, а главное, зачем надо бросать выброску?

Легость – это некая тяжелая субстанция (маленький, но очень тяжелый шарик из резины, или кусок свинца, например), оплетенный веревкой. Эта штука весит с полкилограмма. Ее привязывают к концу выброски – веревки толщиной в сантиметр. При швартовке с судна на берег подают (читай: кидают) вот такую выброску, а к ней уже привязывают тяжелый швартов – собственно, большой и толстый герой нашего времени, для него вся эта суматоха и затевалась. И уже в меру упитанным швартовым привязывают кораблик к берегу. Потом повторяют несколько раз – как минимум, шесть концов должно быть заведено на береговые кнехты, швартовные тумбы. А по увеличению водоизмещения и грузовместимости швартующегося парохода количество швартовных концов растет до неприличных величин.

Так вот, матрос Антипыч очень точно кидал выброску. Метнет – и всегда попадает. И очень далеко. Вот такие профессиональные навыки у него были.
А когда метнет – уже в таскании концов, тяжелых и больших – не участвует. Дембель, понимать же надо. Он на швартовку и выходил-то в спортивном костюме, купленном в Касабланке за 25 долларов. Этим костюмированным выходом он повышал свой социальный статус в своих же собственных глазах: дело было в 1994-м, спортивный костюм являлся специализированной униформой определенного круга людей, мыслителей, философов, поэтов и литераторов (зачеркнута вся строка). Бандитов, я хотел сказать. То есть, реальных пацанов. Типа.

И уже в униформе мыслителя начала-середины 90-х он выходил, чтобы повязать наш гордый багамский флаг к флагштоку. И поднимал его. В этот момент всем, конечно же, хотелось встать «смирно» и прокричать что-нибудь патриотическое на родном багамском. Вот только не могли – как правило, все были заняты. После выполнения этого несложного обряда Антипыч уходил обратно в каюту, и пытался при этом утащить с собой хоть кого-нибудь еще – ему, как правило, нужен был собутыльник.

Был жаркий день в бразильском порту. Солнце слепило вовсю. Моряки работали дружно, лебедки-брашпили клацали и вращались, концы тянулись, чайки сверху орали и гадили. В эту минуту хочется пообещать что-нибудь хорошее Господу, даже если в Него не веришь, а потом, конечно же, не выполнить. Душа каждого пела и плясала, как поет и пляшет душа любого моряка, увидев долгожданную землю после нудного месяца болтания посреди воды.

Судно проходило узкий проход по реке, и заходило в порт. Так как судно большое и неповоротливое, балкер-панамакс, то ему нужен буксирный катер, и порой не один. Буксирчик будет его, толстого, тянуть да толкать, да так и доведет до причала.

На корме работало четыре матроса, руководил ими второй помощник. Подавали концы на подходивший буксирный катер. Затем буксир оттягивал за конец судно, и бросал конец в воду. А ведь мог, согласно хорошей морской практике, подойти поближе, чтобы матросы выбрали лебедкой сухой толстый и тяжелый трос, и только десяток последних метров бросить в воду. Потом толкал корму в следующем направлении, указанном лоцманом. И опять подходил, брал конец, оттягивал наше неповоротливое судно, затем отдавал конец – то есть, вновь бросал в воду. А наши матросы опять выбирают его мокрым, много, много метров. После катер опять толкал, принимал, оттягивал.

Проблема, собственно, в чем? Кончик намокал, становился из тяжелого просто неподъемным. А когда речь идет о том, чтобы несколько раз поднять его из воды, уложить, затем выдать на буксир такой же, но с другого борта, снова вытащить, уложить, и не один раз – то тут все устают, если мягко сказать.

В общем, пипл умаялся нехило, караул устал.

А на буксире снова оттянули конец подальше – да и снова бросили его в воду, уже в черт-те какой раз. И на евойном мостике появилась чья-то смеющаяся морда бразильского лица. Но и этого глупого смеха тому показалось мало. Он стал глумиться над нашими безмолвно выполняющими приказ матросиками, что руками укладывали этот чертов намокший тяжеленный трос на палубе в непонятно какой раз, сложив из двух рук несложную геометрическую фигуру, и показывая таким образом свое интеллектуальное превосходство.

– Антипыч, а ну, покажи буржуину! – сказал второй. – Сможешь докинуть?

Буксирный катер находился уже далеко для броска обычного человека. Но не для Антипыча. Тот взял скойланную выброску, примерился, раскрутил в правой руке легость, да ка-а-ак метнул ее. И попал, конечно, легостью прямо в голову обидчику. В общем, показал буржуину, и защитил нашу багамскую честь. Буржуин вместе с легостью залетел к себе в рубку. А герой-защитник спокойно смотал выброску.

И второй помощник, отдававший приказ-просьбу, и все остальные никак не ожидали такой развязки. Даже добросить до катера было нереальным. Все надеялись, что наша багамская сторона просто выразит свой дипломатический протест. Напугает обидчика упавшей неподалеку радостью, но не ударит его точно по вывеске. Да еще и полукилограммовой легостью. М-да.

Ну, после швартовки полиция, агент, власти, скорая помощь приехала-уехала. Куча каких-то умников пришла. Стали чего-то требовать. Ударенный на буксире, которого с перемотанной головой увезла скорая, оказался капитаном, сотрясение у него приключилось. Наш капитан, хоть и грек, оказался парень не промах. Сказал, что, во-первых, по требованиям техники безопасности все участвующие на швартовке должны носить каску, предохраняющую голову от ударов. И во-вторых, а что же вы хотели? Матрос кинул выброску, чтобы подать швартов на катер. А куда он попал – это уже дело случая. Ну да, в общем, правильно, покивали головами умники…

Пронесло.

Мне до сих пор видится почетный пролет этого дядьки в теплое нутро своего мостика.

В другой раз памятная швартовка проходила в небольшом порту на юге Франции, возле Марселя. Это был рабочий городок, состоящий из огромного химического завода и грузового терминала при нем. И наш балкер там швартовался. А Антипыч, несмотря на светлый начинающийся день (его нельзя было смутить такими глупостями, как утро) был уже в изрядно подобревшем состоянии. Мы подходили все ближе и ближе к причалу. И тут вдруг один из матросов решил пошутить.

– Слушай, – сказал он доброму с утра Антипычу, – а спорим, что ты вон до той машины не добросишь?

– Кто?! Я не доброшу?! – Раздался свист, издаваемый летящей легостью, смело разрезавшей империалистический воздух. А может, то кричал хозяин машины, имея дурное предчувствие, и у него для крика не хватило воздуху. И кроме свиста, из его слабых французских легких ничего не вырывалось.

Короче, легость прилетела прямо на ветровое стекло машины. Приличной французской иномарки, надо сказать, а не какого-нибудь трофейного «Жигули». Но не пробила оное, а сотворила интересную штуку: от удара на стекле образовалась мгновенно огромная паутина со стороны водителя. И тут же стекло сыграло, срезонировало, всколыхнуло его волной, и такая же паутина возникла со стороны пассажирского сиденья, хотя туда ничего не попадало. Это было даже красиво. Окружающие живо стали подбадривать протрезвевшего вдруг Антипыча, у нас любят поддержать товарища в трудную минуту:

– Ну, ты сегодня молодец, выиграл редкий приз. Дикая удача! Сегодня – Джек-поц! Да ты не бойся, не грусти! Месячной зарплаты должно хватить на это поганое стекло.

Опять власти, агент, хозяин машины, еще кто-то. И все были посланы вдаль: оказывается, согласно правилам да законам, нельзя оставлять машины на расстоянии ближе 25 метров от швартовного места.

Снова повезло.

© maximblog