— Не проплывет никто. – сплюнул Петрович, но глаз от реки не отвел.
— Смотри, смотри. – сказал Сеня. – Это, между прочим, научный эксперимент, а не развлечения.
— То-то мне так скучно. – вздонул Петрович. – Ну-ка давай еще раз мне обоснование выдай, а то засну сейчас.
— В третий раз уж! – возмутился Сеня. – А хотя, ладно. Смотри, Петрович... В общем, фразу «Если долго сидеть на берегу реки – мимо проплывет тело твоего врага.» слышали все. Слушали все, но подтвердить не мог никто. Давай на секундочку предположим аксиоматичность этого утверждения. Тогда возникает вопрос – почему никто не видел?
— Потому что брехня это, а не аксиома. – ответил Петрович. – Мы на берегу реки чтоль не сидели никогда?
— Сидели. – кивнул Сеня. – Но как сидели – отвлекались же постоянно. Водка там, бабы всякие, поплавки, шашлыки.
— Я б и сейчас отвлекся бы с удовольствием. – сказал Петрович.

— Не отвлекайся. То есть, я предположил, что человечество, в связи с ускорением ритма жизни и прочего, потеряло свою склонность к созерцательности и, как следствие, утеряло способность видеть. А, между тем, есть предпосылки думать, что эта способность была. Из фраз, из обычаев... «Увидишь как проплывает тело твого врага» — раз. «Если долго смотреть в зеркало – увидишь суженого» — два. «Если смотреть в окно – увидишь гостя» — три...
Петрович в какой-то момент перестал слышать рассуждения Сени. У реки было хорошо – купающихся уже не было, рыбаки в это время года ходили спиниг на хищника метать на песчаную отмель выше по течению, последнее осеннее солнце ласково грело лицо. «А и в самом деле.» — лениво думалось Петровичу – «Может сюда раньше ходили на врага гадать. Урожай собран. Вино еще бродит. Чего еще делать, если не врага себе искать?». Петровичу пригрезился ряд задумчивых крепостных, сидящих на берегу в позе лотоса. Крепостные были все как первоклашки – черный низ, белый верх. Они смотрели на воду и изредка ахали «Как?! И ты Брут?!».
«И в самом деле. Как-то разучились мы просто сидеть и размышлять» — думал Петрович. – «Обязательно какие-то разговоры, перформанс с визгом в ухо. Водка...»

— Надо было водки взять. – сказал он вслух. – Она, голубушка созерцательности добавляет. Время растягивает.
— и поэтому я считаю, что нужно просто сосредоточиться... – закончил Сеня. – Ты опять меня не слушал, да?
— Ты, Сень, не обижайся. Ты для меня — как канал «Охота и рыбалка». Вроде и интересные вещи говорят, а сделать с собой ничего не могу – засыпаю враз.
— Ну не гад? Что за отношение к человеку...
— Тссс! Смотри – плывут!
— Кто? – подпрыгнул Сеня. – Где?
— Стройными рядами мимо нас проплывают микробы и вирусы! – сообщил Петрович. – Это основные твои враги на протяжении всей жизни. Ожидание было не напрасным. Пойдем теперь водку пить?
— Да, наверное, глупо. – согласился Сеня. – Пойдем...

Он уже начал подниматься как вдруг остолбенел, не отводя глаз от воды.
— Чего ты? – пробурчал Петрович и взглянул на реку.
По реке достаточно резвым кролем плыла классный руководитель Сени Алевтина Федоровна – женщина строгая и злючая.
— Здравствуйте, Алевтина Федоровна. – вытянулся в струну Сеня. – Как поживаете?
— Прекрасно поживаю. – злобно ответила Алевтина Федоровна. – В ноябре по реке заставляют плавать – куда уж прекраснее. Не зря, все-таки я тебя ненавидела. Не зря оценки занижала. Потому что гад ты, Сенечка. И всегда таким был.
— Ишь как пробирает, змею. – удивился Петрович. – Вы, гражданочка, ядом своим в воду не плюйте. А то рыба всплывет.
— Подонки, как есть подонки! – усиленно работая ногами, пропыхтела Алевтина Федоровна.
— И не говорите, Алевтина Федоровна! – согласился пропывающий следом за ней мужик, опоясанный детским надувным кругом. – Скоты какие-то. Сидят и ждут тут врагов. А враг может и плавать не умеет. Может у врага от воды паника. Ан нет – плыви, как все.
— Ты кто, мужик? – спросил Сеня. – Не знаю я тебя.
— Конечно не знаешь. Конечно. – мужик от возмущения хлебнул воды и закашлялся. — Кха. Тьфу ты, пропасть. Последний билет на Салехард в девяносто четвертом, в мае... Выкупил и ушел. А я не уехал тогда. А она ждала. И не дождалась. Вся жизнь псу под хвост. Сейчас не та женщина, не там живу, дети ни во что не ставят. А могло бы быть по-другому все. Если бы не ты. Всю жизнь мечтал тебя найти и пырнуть. Скота такого.
— Ты с ума сошел? Не был я никогда в Салехарде. И билетов туда не брал. – Сене стало жалко мужика. – Я в 94-м на рынке стоял – муру всякую продавал. Шоколадки, то-се. Какой Салехард?
— Не был? – мужик закачался на волнах и начал пристально рассматривать Сеню. – Хмм. И в самом деле, вроде, не ты был. Тот не дрищ был. Плечи были, мускулатура... Не ты, значит?
— Не я. – покачал головой Сеня.
— Простите, бога ради. – мужик попытался поклониться, но снова хлебнул воды. – Кха-кха. Да что ты будешь делать! Простите еще раз. Я, по-видимому, рекой ошибся.
Мужик поплыл дальше по течению.
— Сам ты дрищ! – с запозданием обиделся Сеня.
— Сеня, смотри. Группой валят! – объявил Петрович.
Группа из тридцати человек, сосредоточенно загребая и поглядывая с ненавистью на Семена, проплыла мимо.
— А чего они молчат все? – удивился Петрович. – Нет бы отчехвостить тебя по самое не балуй, раз уж такой случай. Враг ты им или нет?
— Да не я им, сколько объяснять-то? Они мне, наверное. – ответил Сеня. – Соседи это. Они со мной не разговаривают. Потому и плывут молча.
— Все прямо? Ты на барабанах дома играешь что ли? – восхитился Петрович.
— Не. Не все. Из двенадцатой никого. И из пятой только баба. Надо присмотреться к двенадцатой, значит.
— Да. Возьми поллитру, сходи к людям. – согласился Петрович. – Ой, валят-то, валят...
По реке, разными стилями, проплывали сотни людей. Сеня едва успевал приглядываться:
— За одной партой сидели. О, Светка. Я бросил ее тогда. Не простила, видать... Смотри, смотри – это с работы. Подсиживали, ага... Вон. О! Паренек из соседней палаты в лагере...
Сеня многих не узнавал. Враги все проплывали и проплывали. Кто-то молча, кто-то ругался грязно, кто-то подныривал до дна и пытался запустить грязью. Сеня с Петровичем смотрели на проплывающих.
— Старушка, по дороге в школу жила. За клумбы ругалась... У банкомата тетке замечание сделал... Гаишник – не дал ему ничего и жалобу написал... А это кто? А да. Пьяный был тогда, понимаешь... О! Родня. Дальняя, конечно. За наследство, помню, поругались...
Люди все плыли и плыли. Сеня отвел глаза от воды и задумчиво смотрел куда-то в себя.
— Ты чего, Сень? – спросил Петрович. – Приуныл как-будто. Получилось же...
— Получилось. – кивнул Сеня. – Как нельзя лучше получилось. Ну и я какой-то получился... А из твоих – никого. Понимаешь?
— Да ну... – замахал руками Петрович. – Да я ж не смотрел толком. Да чего ты, Сень?
— Ничего. – ответил Сеня и поднялся. – Пошли.
— Куда пошли? – не понял Петрович.
— Водку пить, куда еще-то...
— Ты сначала передо мной проплыть должен, гад. – сказал Петрович поднимаясь. – Спаиваешь меня, а мне потом от моей влетает. Как есть – вражина...
И они ушли пить водку. А осеннее солнце все так же играло в волнах, поднятых тысячами врагов Семена.

Фрумыч