— Ты не гони мне Сеня, не гони. Здесь уголовный розыск а не баня. Нема ни голых ни дурных.

— Фима, закрой рот с той стороны.

— Дава?
— Здравствуйте тётя Ада.
— Что Гута Израилевна?
— Умерла, еще до войны.
— До войны, а я собралась к ней ехать.
— Та уже не спешите ехать

— Дава, я извиняюсь, но ты-таки босяк, некому задницу надрать.

— Пять пистолетов — это не пачка папирос, они-таки стреляют.

— Ну ты же не окно в женской бане, зачем в тебе дырка?

— Давид Гоцман, иди кидайся головой в навоз, я вас не знаю. Мне не интересно ходить с вами по одной Одессе.

— На Пересипи как-то раз, три некрасивых пацана привстали на дороге как шлагбаум. Повытягали из карманов перья, кастеты и самые такие смелые стоят, с понтом на мордах сделать нам нехорошо.
— Так Дава ниразу не подумав, пожал им сходу в целюсть. Они от такого здрасте, побросали свой металолом, схватили ноги в руки и до хаты, набрать еще пять-шесть солистов для ансамбля.

— Сеня, друг. Не дай бог конечно, что ты мне истерику мастеришь?
— Ты посмотри вокруг и трезво содрогнись. Ты уже себе наговорил на вышку, теперь тяни на пролетарское снисхождение суда, мудрое, но не сговорчивое.

— Завтра сядешь в моём кабинете и будешь учить уголовно-процессуальный кодекс от заглавной буквы «У» до тиража и типографии.

— Ты заганяешь маму в самый гроб сына и даже глубже.

— Доктор прописал мне спокойствие для сердца, и я буду спокоен. Значит или ты мне сейчас скажешь, что случилось, или я гэпну тебя в морду со всей моей любовью.

— Эмик, что Вы потеряли в том ресторане, Вы мне скажите.
— Вы не видели красивой жизни, мама!
— А что, разве нельзя покушать со вкусом дома? Я же с утра уже все приготовила: и гефилте-фиш, и форшмак, и синенькие…
— Ой, Вы, мама, не смешите меня!
— Ой вэй, как будто у него нет дома, у этого ребенка. Эта Циля откуда взялась на мою голову, гембель, ведет себя, как румынская проститутка. Какое счастье, что твой папа не дожил до этого дня, когда он видел, чтоб ребенок пошел в ресторан от мамы. Мама готовит целый день…

— Погоди, ты что, отказываешься выходить за меня?
— Нет.
— Тогда шо кобенишься? Грубо сказал?
— А я и не кобенюсь.
— Тогда пошли!

— Ну, не тяни кота за все подробности.

— Не расчесывайте мне нервы! Их еще есть где испортить!

Я прошу пардона. Чисто формальный шмонец.

Штымп в форме капитана.

Мы шо, фартового человека в расход распишем?

Ищем до здрасьте этих уродов, чтобы не думали, что умнее нас.

Шоб я так жил.

Режь. Делай маму сиротой. Я ножики все убрала. Режь маму, режь.

Вот я уважаю вас, Давид Маркович, но тьфу вам под ноги.

Давид, не расходуй мне нерв.

Подкидыш, папироской угостишь?

Ой, ну не строй мне Клару Цеткин!

Всем три шага назад и дышать носом.

Молись за 25, как та ворона за сыр.

Теперь ты это счастье будешь хлебать ситечком.

Вот не делай мне наивность на лице.

Такие руки на дорогах не валяются.

А ты вцепился в меня, как тот лишай до пионерки.

Родя, ты меня знаешь. Я человек-могила, даже под прицелом на тебя не покажу.

Нет, спасибо. Дел за гланды.

Картина маслом!