Она смотрит на Лерку, заранее улыбаясь.
- Ёлочка! – берёт Лерка в руку жёлтый кленовый лист. - Иголочка! – добавляет она красный с оранжевыми прожилками. - Розочка! – хватает она большой пучок листьев. - Салю-ю-ют! – кричит Лерка - и подбрасывает вверх собранное.
Лерка говорит, что придумала эту игру сама.

Ей тоже нравится игра, наверное, из-за «Ёлочки» - так её называл папа. Папа большой выдумщик, хоть мама и говорит, что папа – бесперспективный. У папы вечно не было денег на подарки для неё и он выдумывал всякие фокусы с веточками и самолётиками. Теперь ей всё покупает мама, у мамы всегда есть деньги, она ничего не выдумывает. А когда у них поселился дядя Игорь, мама купила ей даже говорящую куклу и ту игру с большим рулём, крутящейся дорогой и машинкой – на зависть всем во дворе.

С приездом дяди Игоря у неё появилась своя собственная комната. Вообще-то в эту квартиру они въехали вместе с папой, но мама сказала папе, что он сам так решил, он что, не мужчина – и папа уехал куда-то далеко, а они остались тут, только не успели сделать ремонт, на него у папы вечно не было денег. А когда к ним переехал дядя Игорь, ей «отвели» - так говорит дядя Игорь – маленькую комнату рядом с будущей гостиной. Папа называл эту клетушку без окон «тёщиной комнатой» - он так шутил, наверное. А в гостиной мама теперь устраивает шумные «приёмы», на них бывают друзья дяди Игоря.

А ещё мама почти перестала разговаривать с ней – мама вечно занята. Мама говорит, что она должна понимать, она ведь тоже девочка, - маме надо наверстать молодость, а-то связалась с этим, лучшие годы коту под хвост, на него и на тебя ведь всё ушло, а красоту не вернёшь, хорошо ещё, что вовремя сообразила, отправила папашку твоего на молочную кухню, бросила кормить, иначе кто бы сейчас глазом на меня повёл, хоть мы с тобой и в пловдивскую родню пошли волосом белым: попомнишь ещё – за тобой ухлёстывать будут, как за мной, только не упусти шанс, не ведись на пустышку, как я, доча…

Она почти ничего не поняла, а переспросить у мамы теперь ничего нельзя – мама вечно с дядей Игорем, только и слышно: «Пойди погуляй» или «Марш в постель, не лезь во взрослые разговоры!»
И сейчас она почти не таясь заходит в их спальню, громыхнув новой стеклянной, с разноцветными витражами, дверью, обидевшись даже на то, что мама, которая просыпалась раньше от любого её хныкания, спит безмятежно в обнимку с дядей Игорем, они оба спят и не слышат её слов, а потому она говорит всё громче, срывая с огромного букета («Игорёсик, спасибо, и тебя с годовщиной нашего… и как ты только помнишь, я тогда дома даже соврать ничего не смогла, так меня улыбало и внизу тянуло, ну, да, тянуло, меня и сейчас тянет, только погоди, чадо отправлю спать…») розовые лепестки – сначала по одному, а потом всё бОльшими пучками:
- Ёлочка! Иголочка! Розочка! Салю-ю-ют! – подбрасывая всё это вверх, в сторону кровати, где вскинулась удивлённая мама и сонно потирает лицо дядя Игорь…

* * *

- Ты что, географ разорётся, возьми мой гербарий, у меня ещё есть! – краснеет Витька, нелепо размахивающий руками посреди пришкольной аллеи и объясняющий, что сегодня у них проверка дневников наблюдений за природой, - оценка пойдёт в «четверть», как же она не слушала, географ ещё в прошлый раз об этом говорил.

Витька суетливо достаёт из потёртого портфеля толстый альбом с торчащими из него листьями, а она, сама не зная почему, улыбается, раскрывает с сухим треском страницы, берёт в руку красноватые и оранжевые листья с обломанными кончиками и шепчет:
- Ёлочка! Иголочка! Розочка! – с хрустом хватая всю разноцветную красоту с соседних страниц. – Салю-ю-ют! – подбрасывая переломанные кусочки в воздух, бросает альбом на асфальт и, не оборачиваясь, уходит, пока Витька, ползая на коленях, собирает то немногое, что осталось. В классе он появляется с опозданием, перемазанный в чём-то липком и не смотрящий никому в глаза – все и так всё увидели в окно.
В ответ на её объяснения о причине отсутствия дневника географ краснеет не меньше Витьки, а после урока в журнале напротив своей фамилии она видит «птичку» - сдано.

* * *

Когда официальная часть прошла, Витька, дожидавшийся её у главного входа, сказал, покашливая и запинаясь, что если она хочет, у него есть «проходки» на набережную и в центральный парк – на выпускной вечер школ Центрального района, у них тут всё равно будет скучно, а там обещали запустить «чёртово колесо» и вообще, хочешь, пойдём вместе, там, говорят, даже дадут по бокалу сидра, самого настоящего, да оно и хорошо, что в этом году всё остальное запретили – зато не утонет никто, как до Указа в прошлом году в соседней школе…

А когда за ней подкатывает чёрная «Волга», он стоит ошарашенный, пока она устраивается поудобнее на сидении, а потом машина кружит вокруг него, а она разрывает Витькины разноцветные бумажки на части, приговаривает:
- Ёлочка! Иголочка! Розочка! – и выбрасывает оставшиеся кусочки из окна с криком: «Салю-ю-ют!»

* * *

За столиком она недолго остаётся одна – уже через пять минут официант приносит ей пластиковый стакан с веером купюр в нём. Черноглазый нахал в кожаной куртке призывно подмигивает и садится рядом с ней, начиная обычный трёп про скуку и красоту. Она перебивает его, доставая из стакана купюры сначала по одной:
- Ёлочка! Иголочка! Розочка!...
Потом сминает в ладони уже весь «веер» и швыряет в лицо усатому наглецу с весёлым криком:
- Салю-ю-ют!..
Только после этого лысеющий, с тщательно зачёсанными наверх волосами, мужчина у окна достаёт из кармана пиджака матовую толстую ручку, что-то пишет на салфетке и передаёт написанное официанту, показывая в её сторону.

О том «букете» из купюр она случайно вспомнила через полгода, когда увидела что-то похожее в одной сувенирной лавке на улице с цветочным названием неподалёку от Елисейских полей, где они остановились. Бумаги в гостинице он подписывал всё той же матовой ручкой.

* * *

Она тут не первый раз, но каждый раз одно и то же – надо зарегистрироваться, отметить какие-то пункты, взять бумажку с призывающими к семейным радостям надписями – и только тогда получить свой номер, подняться на четвёртый этаж и ждать очереди в унылом коридоре с осыпающейся краской, сидя прямо напротив палаты с лежащими на сохранении. Она уверена, такой расклад придумал какой-то садист специально – помайтесь, дескать, - может и одумаетесь.

Она могла бы пойти куда-то в платный центр, сейчас таких полно, только башляй – но здешний врач считается среди соответствующего контингента умельцем высшей категории, таких даже среди лучших «платников» нет. Говорят, у них вся семья такая, сплошные гинекологи и вообще по женской части, начиная с главного, как она слышала, гинеколога города – армяне вообще неплохие врачи, сталкивалась она с этим делом. Фамилию она помнит, но у них его называют просто Ара: «Ара вчера выскоблил, так что я пока пережду, девчонки, прогуляю дня три, потом наверстаю, так и передайте, что на бюллетне я…»

Ара помнит всех по именам, но называет «девочками» - у него это выходит особенно ласково, с его смешным акцентом. Тоже, кстати, забавно – на гениального врача смог выучиться, а с русским языком у него плохо – ох уж эти ары, повидала она их…

Ара не требует ничего «сверху» - но принято оставлять ему на столике у двери конверт с известной суммой. Столик почти пуст, там только разноцветные бумажки, бланки рецептов и что-то ещё не слишком нужное для его контингента. Иногда, по слухам, Ара отказывается делать то, для чего он тут сидит – даёт «ещё один шанс». Подумай, дескать, потом уже переиграть невозможно будет. Ара с этим не ошибается – те, кто не передумал, больше у него не появлялись, не залетали – ни случайно, ни под приглядом врачей в специальных клинках.

Хотя, что ей до всего этого, - пусть Ара в прошлый раз и сказал, - конец твоей беготне ко мне, дескать, девочка, ещё разок – и больше не придётся скоблить, природу не обманешь.
Вот и очередь дошла, и Ара никак не займётся делом, всё только осматривает и вздыхает над ней, а потом садит перед собой и говорит, что последний шанс, уж поверь мне, девочка, сейчас не поздно сделать анализы и попить вот эти витаминчики с травками, сложности будут, но не всё ещё потеряно, вот тебе рецепты и направления, только решись – не сочти за пафос, но выбор сейчас за тобой и тебе решать – хоть это и не только твой выбор, поговори со своим мальчиком, он ведь тоже в этом деле не чужой.

А ей смешно, ну какой этот Ара забавный, какой там мальчик в её-то годы, да и девочка из неё, - это только Ара и Витька её девочкой называют, оба малахольные, и чего она Витьке тогда позвонила, тоску на себя нагнала на Новый год, побоялась одна остаться. А Витька в ту ночь только успевал отвечать на звонки, все его поздравляли, даже бывшая жена, кто их там знает, почему у них не сложилось. А ей за весь вечер повонила только Лерка, и откуда телефон раздобыла, да пьяный постоянный клиент – без всяких поздравлений застолбивший завтрашний вечер, приспичило ему, видишь ли.

И она курила на подоконнике, забыв про Витькину астму, а потом плакала, плакала, да что уж там – рыдала навзрыд, ничего не говоря, - а Витька обнимал и рассказывал про что-то школьное, как он её после уроков караулил и до дома провожал тайком, прячась позади, а потом про то как подглядывал в окна парикмахерской, когда она первый раз свои «пловдивские» волосы перекрасила из блондинки в незнамо что, а потом она уже не слушала, так и заснула сидя, даже не помнит, как на кровати под пледом оказалась. А всё остальное у них уже на следующий день было, она тогда никуда не поехала и телефон отключила, к чёрту клиентов, ей было так хорошо под этим пледом – собранным из маленьких тряпочных лепестков, будто из листьев. Витька говорит, что сам плед сшил, это, говорит, у меня вместо йоги, очень успокаивает, когда на душе тоска, ты ещё не видела чехла на машину, я там такого понасшивал, Карден обзавидовался бы. А когда выяснилось, что машина у него – старая чёрная «Волга» - она сначала расхохоталась, потом замолчала и Витька тоже молчал, а потом уж всё и случилось…

И по всем срокам выходит, что Витька тут и правда не чужой, хоть и не знает ничего, даже того, что она снова хотела на работу выйти, хватит прохлаждаться, чего ей от его обещанных «сюрпризов» - жди меня, мол, вернусь из командировки и к женскому дню будет тебе сюрприз и серьёзный разговор. И надо что-то решать с Витькой, знает она эти разговоры, но сначала надо решить прямо сейчас и сразу станет легко и яснее ясного, только надо собрать все эти разноцветные и похожие на опавшие листья бумажки, улыбнуться и сказать вслух:
- Ёлочка! Иголочка! Розочка!.. - а потом...
И она молчит.

(c) serafimm